Читать книгу "Дар  - Карина Сарсенова"

Музыку он ненавидел. Парадокс: он, профессиональный мошенник, прожигатель жизни и профессиональный музыкант, обладающий абсолютным слухом и впечатляющим актёрским и певческим талантом, ненавидел музыку! Ненавидел всей душой, всем сердцем, так полномасштабно, что ненависть к чему-то или кому-то другому казалась бледной тенью на фоне грандиозности тьмы его ненависти!

Тени быстро исчезали из памяти, ускользали от восприятия. Он не помнил проклятий, обильно сыпавшихся ему вслед от обманутых людей. Не помнил зла, которым пытались ему отплатить жертвы его махинаций.

По факту, он не помнил собственного зла.

И вполне искренне считал себя прекрасным человеком.

По крайней мере, ничуть не хуже, а то и гораздо лучше блуждающей по дорогам жизни серой органической массы, глупо и гордо именующей себя человечеством.

Небрежно кинул на пол концертный костюм. Если бы мог дать себе волю, истоптал бы его ногами, разорвал в клочья, стёр в пыль…

Музыка… Опять эта чёртова музыка! Опять придётся насиловать себя, заставлять слушать мелодии и петь…

Он ненавидел петь. Он ненавидел быть искренним с собой. Ненавидел и панически боялся.

Потому что позволение быть искренним с собой означало необходимость принять правду о себе.

А как её не принять, когда поёшь самим сердцем.

Он всегда пел сердцем. Лишь на сцене он сбрасывал маски и обнажался. Не телом, конечно, но душой. К чему этот дурацкий костюм, если душа нараспашку?..

Страх самопринятия был настолько велик, что срабатывал защитный механизм психики.

Забвение.

Он забывал всё, что с ним происходило на сцене. Весь концерт стирался подчистую. Из жизни выпадал и целые её куски! А страх утратить контроль над ней и над собой вгрызался в сознание с нарастающей силой.

Ужас перед неизбежно подступающим моментом вспоминания себя настоящего давил тяжкой безысходностью могильной плиты. После того, что он вспомнит о себе, жить ему уже будет невозможно…

Хлопнув дверью, он стремглав выбежал во двор. Бросил затравленный взгляд на машину. Сердце заходилось в захлёбывающемся тахикардическом ритме.

Страх смерти отзывался в душе паникой перед замкнутыми пространствами. Ничего, сейчас он пробежится до концертного зала, здесь недалеко, и полегчает. Свежий воздух и энергичность движений вернут трезвость восприятия.

Линии дорог и тротуаров, высота неба разломают сдавленность границ его иллюзорного, но тщательно оберегаемого мирка.

Главное – выйти на сцену. Войти в музыкальный ритм. Сбросить личины и выпустить на волю самого себя.

Тот, настоящий, никогда не страдал клаустрофобией. Откуда он взял эту уверенность, неизвестно. Но она была, она жила и грела сердце.

Ворвавшись в зал, он споткнулся о взгляд своей партнёрши по дуэту, безголосой, но смазливой девчонки.

«Будет беда», – кричал страх, тёмной тенью пляшущий в её глазах. Девица обладала незаурядным чутьём на поджидающие за углом неприятности.

«Будет», – мысленно согласился он с ней.

Только на этот раз беда не ждала в засаде. Она намеревалась атаковать с кровожадной стремительностью голодного хищника.

Могильная тяжесть так и не вымелась из сердца после энергично-истеричной пробежки. Мир сомкнулся в жёсткий предел замкнутого кольца.

Глава 8. Номер 1. Реальность А

Он шёл на концерт, потому что там была она. Там была ОНА, это чудо! И это чудо, чудо встречи со своей первой и единственной любовью, оживляло и окрыляло его сердце.

А для сельчан было ясно, ясно, как Божий день, что он пошёл в это логово разврата с единственной, несомненно благой целью: ещё раз безжалостно подчеркнуть грехи современного мира.

Чужие грехи были основой его собственной добродетели. Честно говоря, если бы не чужие слабости, желания, ошибки и нарочито причинённое зло, он никогда бы не сделал карьеру внешне высокодуховной личности.

Блистать чистотой на фоне общего, извините, дерьма – этот примитивный способ самоводружения на пьедестал работал во все времена.

А иначе зачем критиковать и осуждать происходящее вокруг? Исключительно ради возможности излияния избытка переполняющей душу желчи и ненависти к себе и миру?

Извините ещё раз, но такой подход к проживанию жизни и траты времени он считал крайне нерациональным и глупым. Только травоядные неразумные твари проживают жизнь подобным образом.

А человек – это звучит гордо!

Гордыню можно и нужно использовать себе во благо! А чтобы всё получалось, требуется думать, а не перебирать застрявшие в голове шаблоны и стереотипы.

Он был в курсе, что обычным священникам думать не полагается. Но сейчас людей не возьмёшь голыми эмоциями.

Люди стали умнее, им требуются доказательства веры. Доказательства её эффективности. В поиске таковых доказательств он и видел смысл своей жизни.

Бог – умнейшее существо в Мироздании. Без обладания Сверхразумом Он не создал бы всей видимой и невидимой грандиозности Бытия!

Он преданно (ну, вроде как преданно, ритуалы соблюдал, как положено) служил Богу. И верил, что преданность будет оценена и должным образом вознаграждена. В противном случае, какой смысл работать? Его служение и есть работа, не правда ли?

Но почему же ему так и хотелось крикнуть себе: «Неправда!» Почему его собственное сердце отказывалось доверять очевидно неоспоримым доводам рассудка?

Почему с непреодолимым упорством он отказывался принимать истинную причину своих вылазок в нашпигованный грехами мегаполис?

Ну хорошо, допустим, обманывать прихожан ему полагалось по работе.

На ближайшей проповеди он покажет им серию отвратительных фотографий пьяных людей, валяющихся в лужах блевотины. Грязных потаскух со страшными размалёванными лицами… Обдолбанных в ноль наркоманов со стеклянными взглядами.

Пусть приходят в ужас, подавляют рвотные позывы от созерцания всей этой городской «красоты»!

Лишь бы потом снова приходили к нему и щедро сдавали жертвенные деньги.

Ну как он мог принять свою жажду этой всей «красоты», неутолимую потребность соприкасаться вплотную с мирской грязью, с деяниями сатаны!

И всё из-за главного греха – запретной любви. Любви, запрещённой его религией. Нельзя ему любить женщину и хотеть её. А он любил. И хотел. Иногда настолько сильно, что желал ей смерти. Любил вплоть до ненависти. Или ненавидел до любви…

Прежде чем увидеть её в зале, он увидел её в сердце. Он видел её постоянно. Но одна мысль о физической встрече вызывала панику. Нет, он, конечно, видел её во плоти перед собой много раз. Вернее – то сзади, то сбоку. Он следил за ней двадцать лет, с того самого мгновения, когда впервые осознал: она существует. И почувствовал аромат греха. И постиг: любовь так же реально мучает и губит душу, как и ненависть.